Модель процесора для письменника: Практична робота №2 «Конфігурація комп’ютера під потребу»

Как написать историю создания программного обеспечения

Трудно поверить, но одно из самых важных изменений в том, как люди пишут за последние 50 лет, в значительной степени упускалось из виду историками литературы. Текстовый процессор, то есть любое компьютерное программное обеспечение или аппаратное обеспечение, используемое для письма, почти повсеместная технология, используемая поэтами, писателями, аспирантами, иностранными корреспондентами и руководителями компаний, никогда не имела собственной литературной истории.

Возможно, это было слишком много у нас под носом или, я полагаю, у них на глазах.

Наконец-то он появился. Пять лет назад Мэтью Киршенбаум, профессор английского языка в Мэрилендском университете, понял, что никто не знает, кто написал первый роман с помощью текстового процессора. Он только что опубликовал плод своих усилий: Отслеживание изменений, — первую книгу длиной в книгу по обработке текста.

Это больше, чем история высокого искусства. Киршенбаум следит за тем, как авторы популярной и жанровой фантастики переняли эту технологию задолго до того, как это сделали хваленые романисты. Он определяет, как изменились их писательские привычки и финансовые возможности, когда они перешли от пишущей машинки к компьютерам. И он подробно описывает неустроенные пути, по которым компьютер впервые проник в дом. (Например, когда легенда научной фантастики Айзек Азимов впервые купил компьютер, он не знал, куда его поставить — в гостиную или в кабинет.)

Его новая история присоединяется к гораздо более обширным исследованиям других современных технологий письма, в частности, пишущих машинок. Например, ученые уверенно считают, что первой книгой, когда-либо написанной на пишущей машинке, была « Жизнь на Миссисипи, » Марка Твена. Они провели типографскую экспертизу, чтобы точно определить, как Т.С. Элиот «Пустошь » был составлен — какие пишущие машинки использовались и когда. И они собрали некоторые важные машины для своих архивов.

Когда-нибудь такой же обширный объем работ может существовать для написания программного обеспечения, и Киршенбаум будет одним из первых его создателей. Я говорил с ним в прошлом месяце о его усилиях. Это интервью было отредактировано и сжато для ясности.

Робинсон Мейер : «Кто был первым автором, написавшим роман в текстовом редакторе?» Вы назвали этот вопрос тем, что побудило вас написать эту книгу. Есть ли что-то близкое к окончательному ответу на него?

Мэтью Киршенбаум: Мы не можем знать с абсолютной уверенностью, я не думаю, но есть пара разных ответов.

Если мы думаем о текстовом процессоре или компьютере как о чем-то близком к тому, что мы понимаем сегодня — по сути, о пишущей машинке, подключенной к телевизору, — то есть пара претендентов из середины-конца 1970-х годов. В частности, Джерри Пурнелл, писатель-фантаст. Он, вероятно, первый человек, который сидит и сочиняет за «пишущей машинкой», подключенной к «экрану телевизора», — сочинять там, редактировать и исправлять там, а затем отправлять копию своему издателю. Вероятно, это была новелла под названием 9.0069 Спирали.

Если мы вернемся немного дальше, то увидим интересную историю о писателе по имени Джон Херси, романисте и журналисте. Он написал знаменитую книгу Хиросима . Он учился в Йельском университете в начале 1970-х, то есть примерно за пять лет до Пурнеля, и работал там над одной из систем мэйнфреймов. Он не сочинял черновик романа, над которым работал за клавиатурой, но редактировал его и использовал компьютер для верстки готовой копии.

Итак, это два кандидата. Но во многих отношениях самым интересным и в некотором смысле самым верным кандидатом на это особое почетное звание является британский писатель по имени Лен Дейтон. Он писал шпионские триллеры; Я описываю его как Тома Клэнси своего времени, очень коммерчески успешного. Он смог в конце 1960-х годов, чтобы позволить себе часть оборудования, которое IBM выпустила на рынок. Это был первый продукт, который они действительно продавали и продавали как текстовый процессор. Она называлась «пишущая машинка с магнитной лентой/электрической пишущей машинкой», MT/ST.

На MT/ST не было экрана, но все символы и ввод с клавиатуры сохранялись на магнитную ленту. Затем опытный оператор может использовать это для редактирования, как мы это делаем с текстовым процессором. Итак, Лен Дейтон, работая со своей секретаршей — женщиной по имени Элленор Хэндли — написал роман под названием «9».0069 Бомбардировщик на MT/ST, выпущенный в 1970 году.

Такая компоновка тоже была очень типичной. Часто секретарша, очень часто женщина, училась работе с текстовым процессором. Она была тем, кто на самом деле обрабатывал текст, если хотите.

Meyer : Когда кто-то использовал MT/ST, нужно ли было помнить, что он печатал? Он распечатался на странице?

Киршенбаум: Вашим «экраном» был лист бумаги, который был у вас в пишущей машинке Selectric. Вы печатали на Selectric — это та же самая пишущая машинка, которую мы видим, например, в Безумцы; — это знаменитая электрическая пишущая машинка 60-х годов, и если вы допустили ошибку, вам нужно было вернуться назад. На листе бумаги, который в данный момент находится на Selectric, вы получите беспорядок, но правильная последовательность штрихов символов сохранится на ленте. Затем вы вставляли чистый лист бумаги в пишущую машинку, и она автоматически распечатывала, в стиле пианино, текст, хранящийся на кассете.

Это устройство было продано в 1960-х годах за 10 000 долларов. Очевидно, это довольно большие деньги, и IBM использовала термин «обработка текстов» как маркетинговый ход. А Дейтон был первым и одним из очень немногих людей, у которых дома был такой. Настоящим рынком, конечно же, был деловой мир.

Мейер : Значит ли это, что Дейтон продиктовал роман?

Киршенбаум: У него был обычный Selectric, которым он пользовался, затем он передавал свои черновики Элленор Хэндли, секретарю. Она перепечатывала их на MT/ST и делала там все последующее редактирование, исправление, исправление, потому что это делало эту правку очень простой и делало чистую копию по требованию.

Есть три вещи, которые мне очень нравятся в этой истории, и почему я чувствую, что это лучший кандидат на кавычки «во-первых».

Во-первых, это лишает нас понимания того, что такое обработка текста. Это , а не печатная машинка, подключенная к телевизору. Ключевым моментом оказывается магнитный накопительный слой. Еще мне в ней нравится то, что в книге я использую термин «приостановленное шифрование». Это отражает динамику обработки текста: вы пишете, но в этом есть своего рода приостановленная анимация. Текст остается в своем текучем, податливом состоянии до тех пор, пока вы не зафиксируете его в печатном виде.

Еще одна вещь, которая мне нравится в этой истории, это то, что она отражает гендерную динамику, это социальное измерение письма. Дело не только в том, что автор один у своей пишущей машинки. Это действительно совместный процесс, в нем есть гендерное измерение, и, я думаю, в этом есть что-то очень человеческое.

Писатели-фантасты используют текстовые процессоры главным образом потому, что они позволяют им быть более продуктивными

Мейер: Пример Дейтона также показывает, что Отслеживание изменений — это популярная литературная история, а не просто отчет для интеллектуалов. И вы говорите о том, что все — популярные писатели, литературные писатели и их читатели — вместе изучают технологию. Писатели и читатели получают, скажем, Apple II одновременно. Это особенный эпизод в истории?

Киршенбаум: Я бы сказал, что компьютер — это устройство общего назначения. Пишущая машинка может делать только одно — это пишущая машина, это пишущая машина. Если вы были кем-то, кто купил пишущую машинку в конце 19-го, начале 20-го века, это было потому, что вы хотели писать. Если в конце 1980-х у вас появился компьютер, это было не обязательно потому, что вы хотели использовать его для написания романов.

Еще я хотел бы отметить, что история — этот действительно интересный гибрид литературной и технологической истории — радикально сжата и укорочена. Действие книги длится около 20 лет, но на самом деле большая часть истории — если не принимать во внимание Лена Дейтона и эти уникальные обстоятельства — происходит в конце 19 века.70-х до примерно 84 или 85 года. Вещи менялись так быстро, что писатель, только начавший использовать текстовый процессор в 1977 году — или, как тогда их называли, микрокомпьютер, — получил бы совершенно иной опыт, чем писатель, покупающий то, что было бы топовым. -система линии появилась, скажем, в 1983 году.

Мейер : Они понимали, что происходит? Знали ли они, что их варианты меняются гораздо быстрее, чем они могут справиться?

Киршенбаум: Да, были. И, конечно же, было много сопротивления и беспокойства по поводу обработки, и часть этого они могли приписать общей технофобии, беспокойству по поводу светящегося стеклянного экрана. Но во многом это было также просто сценаристы были перегружены вариантами.

Одна вещь, которая действительно отличалась от обработки текстов, заключалась в том, что существовали десятки и десятки вариантов обработки текстов, десятки и десятки систем, программного обеспечения и форматов, все они были несовместимы и сравнительно дороги. Если бы вы сделали неверный выбор, это было бы настоящей неудачей для писателя. Так что осознание того, что вам нужно, и покупка компьютера — это само по себе было таким же барьером, как и любое сильное чувство технофобии.

Мейер: Была ли негативная реакция на текстовые процессоры в этот период? Или вы заметили возобновление беспокойства по поводу сокращения использования от руки?

Крутой писатель, стучащий по клавишам ручной пишущей машинки — очень культовый образ.

Киршенбаум: Безусловно, были писатели, которые были золотыми отказниками. В том же смысле, что немного позже, когда появился Интернет и появились популярные насмешки над Интернетом, ряд высокопоставленных писателей жаловались или разглагольствовали об обработке текстов. Гор Видал однажды заявил, что обработка текстов «стирает литературу». Томас Пинчон утверждал, что все писатели, которых он знал, торопились приобрести текстовый процессор. Харлан Эллисон поклялся, что никогда не прикоснется ни к одному из них. Итак, у вас были эти очень догматические, красочные позиции, которые закрепились среди некоторых довольно известных писателей.

Многие из более интересных историй просто связаны с писателями, которые больше беспокоились о том, что их редактор или их агент сочтут, что их компьютер «сделал работу». Это была настоящая тревога. Одна вещь, которую я сделал, — это просто вернулся и прочитал популярные публикации в прессе об обработке текстов, и многие из них начинаются с того, что уверяют читателя, что компьютер на самом деле не пишет книгу.

Мейер: Это потому, что большая часть работы по написанию заранее была настолько материальной?

Киршенбаум: Думаю, да. Одна вещь, которую я пытаюсь понять в книге, это то, что вокруг акта письма существует множество культурных образов. Крутой писатель, стучащий по клавишам ручной пишущей машинки, — это очень культовый образ. Проходит некоторое время, прежде чем подобные образы для компьютеров войдут в литературное воображение.

Есть довольно известная карикатура Р. Крамба на Чарльза Буковски, которую мне удалось включить в книгу. На нем Буковски сидит перед своим Macintosh. Что мне нравится в этом изображении, так это то, что оно показывает, как компьютер превратился в набор культурных образов вокруг акта письма за десятилетие или около того.

За пару десятилетий до того, как персональный компьютер появился на рынке, многие беспокоились о вычислениях и автоматизации. И во многих слоях общества люди опасались — и небезосновательно — того, что их заменят машины. Вы видели это в популярных фильмах, таких как 2001 . Компьютер как угрожающий потусторонний разум, который может заменить человеческую работу и творчество, — это было в значительной степени устоявшимся страхом и тревогой, и оно идеально подходило для письма и обработки текстов.

Мейер: Насколько гендерными были эти страхи? Ваше описание «заядлого романиста, стучащего по пишущей машинке» очень жестоко, и вы описываете Дейтона, работающего со своей женщиной-секретаршей, а секретарем на самом деле является тот, кто использует текстовый процессор. Был ли какой-то страх кастрации?

Киршенбаум: Кажется, был. Конечно, любой писатель, купивший текстовый процессор и просто просмотревший руководство по эксплуатации, заметил бы, что на всех фотографиях изображены женщины, работающие с машиной, потому что это было офисной нормой. Многое из этого сломалось из-за различия между устной и письменной речью. Предположение на протяжении 19Культура 70-х и начала 80-х годов заключалась в том, что мужчина-руководитель говорил — и это было под диктовку — а затем женщина-секретарь писала на клавиатуре, расшифровывая это и превращая речь в текст.

Еще одна интересная история в книге — о Джоне Апдайке, который приобрел текстовый процессор Wang примерно в то же время, что и Стивен Кинг, в начале 1980-х годов. Я смог осмотреть последнюю ленту пишущей машинки, которую он использовал в последней принадлежащей ему пишущей машинке. Коллекционер, у которого была оригинальная пишущая машинка, был достаточно любезен, чтобы одолжить ее мне. И вы можете прочитать текст на этой ленте пишущей машинки — и вы не можете придумать эту ерунду, вот почему так замечательно иметь возможность писать историю — последнее, что Апдайк пишет на пишущей машинке, — это записка своему секретарю. говоря ей, что ему не понадобятся ее услуги набора текста, потому что теперь у него есть текстовый процессор.

Мейер: Существует материальная история, которую можно прочитать на пишущей машинке. Я думаю, вы упоминаете пример Лоуренса Рейни, исследователя Т.С. Элиот, способный расшифровать композиционную историю The Waste Land , взглянув на его пишущую машинку. И я помню беспокойство по поводу написания программного обеспечения и будущего такого рода исследований. Написание этой истории вызвало у вас тревогу, что мы не сможем сохранить современное литературное произведение?

Kirschenbaum: Сейчас так много пишется, включая литературу, в том числе романы и поэзию, которые станут культурно резонансными и важными — все это теперь происходит в цифровом виде. И это было то, о чем мне было интересно написать, написать книгу. Что я обнаружил, так это то, что часто оставались очень удивительные примеры доказательств, даже с тех ранних дней истории обработки текстов.

Я думаю, что для специализированного написания длинных форм может быть все больше и больше альтернатив.

В основе этого лежит своего рода парадокс. Как вы знаете, все мы теряли файлы или важные вещи исчезали в [цифровом] эфире, так что вся эта непостоянство и хрупкость ассоциируются у нас с компьютером. Но это также удивительно устойчивая среда. И есть некоторые писатели, которые используют фактическую функцию отслеживания изменений или какую-либо другую систему управления версиями, чтобы сохранять свои собственные литературные рукописи буквально нажатием клавиши.

Мейер: Кто они?

Киршенбаум : Один из них — парень по имени Макс Бэрри. Он австралийский писатель и использует систему, изначально разработанную для разработки программного обеспечения, для записи всех своих черновиков. Вы можете зайти на его сайт и получить к ним доступ там. Вернемся к примеру с Элиотом. Рукописи Wasteland сохранились, и они являются прекрасным источником для студентов и ученых, но мы можем увидеть только такую ​​глубину и детализацию в исправлениях. Что, если бы у нас было сочинение стихотворения Элиота, по одному нажатию клавиши за раз?

Мейер: Вы ​​обнаружили, что поэты печатали свои работы?

Киршенбаум: Да. Я не заметил никакого реального различия в этих жанровых линиях. Было несколько поэтов, которые стали первопроходцами примерно в то же время, что и авторы романов. То, что я действительно нашел, было больше того, что вы затронули ранее, а именно различие между писателями популярной или жанровой фантастики, с одной стороны, и высокоинтеллектуальным или беллетристическим письмом, с другой.

Один из жанров, к которым я присматриваюсь, — научная фантастика. Неудивительно, что писатели-фантасты коллективно, как сообщество, были одними из первых последователей. Но, как оказалось, это не по той причине, которую вы могли бы ожидать — например, о, научная фантастика, конечно, это действительно технари, они все получат компьютер и полюбят его, как только смогут. Скорее, причина, по которой писатели-фантасты одними из первых пришли к обработке текстов, заключается в том, что это оказало такое влияние на материальную работу по написанию романа, что писатели, которые использовали текстовый процессор, обнаружили, что они более продуктивны. И, как сказали мне некоторые из моих собеседников, зарабатывать на жизнь писателем-фантастом в конце 19-гоВ 70-х, начале 80-х нужно было писать две-три книги в год. Это был своего рода порог для того, чтобы зарабатывать этим на жизнь. Я подозреваю, что аналогичная динамика наблюдалась в любовной фантастике и других популярных жанрах.

Мейер: Вы ​​немного говорите о поиске различных способов обработки текста после Word. Вы переходите к «программе жесткой экономии» — так вы называете программное обеспечение вроде WriteRoom, которое пытается сократить количество отвлекающих факторов. Есть ли какие-то прогнозы, которые, по вашему мнению, вы могли бы сделать в отношении того, что будет дальше?

Киршенбаум: Я действительно думаю, что мы наблюдаем это интересное возвращение к тому, что преподаватели писательского мастерства долгое время называли свободным письмом. грязный сквозняк. Что мне интересно, так это то, что в настоящее время появляются определенные инструменты и платформы, которые учитывают именно эту модель письма.

Больше всего внимания привлек тот, о котором я пишу в конце книги. В то время, когда я писал, это называлось Hemingwrite, но теперь это называется Freewrite. По сути, это очень легкая, очень портативная клавиатура с небольшим экраном и портативной памятью. Это напоминает мне то, как многие писатели говорят о своих перьевых ручках — об этих искусно изготовленных и изысканных инструментах для письма. Freewrite стремится привнести тот же уровень мастерства и продуманности в изготовление специального пишущего инструмента.

Итак, вы знаете, в каком-то смысле я думаю, что мы будем видеть все больше и больше этих специализированных письменных платформ. Я думаю, что письмо может отойти от обычного компьютера — мы по-прежнему будем много писать на своем обычном ноутбуке, но это может быть ваша электронная почта, ваши социальные сети. Я думаю, что для специализированного написания длинных форм может быть все больше и больше альтернатив.

Мейер: Как вы думаете, будет ли раздвоение между инструментами для письма для удовольствия или назидания и инструментами для письма для пользы?

Нет ничего интересного в том, как я написал книгу — я сделал это с помощью Word и Thinkpad.

Киршенбаум: Я не знаю, будет ли это бифуркацией как таковой. Я думаю, что существуют реалии разных рынков. Определенные виды письма, связанные с рабочим местом, в свою очередь, будут связаны с тем, как гораздо более важный вопрос о том, как они распространяются в рабочей среде. На работе такое устройство, как Freewrite, вероятно, не будет занимать много места. Но я думаю, что для отдельных лиц в нашем распоряжении будет больше вариантов.

В некотором смысле, я думаю, что наша ситуация может в конечном итоге напоминать ситуацию писателей начала 1980-х годов, которые имели в своем распоряжении десятки и десятки различных вариантов, вызывающих некоторую тревогу, и которым действительно приходилось продумывать, что делать. они хотели из своего программного обеспечения для обработки текстов. Может быть, надеюсь, без некоторого сопутствующего беспокойства.

Мы действительно сможем продумать, какой инструмент для письма, платформу для письма мы хотим использовать, и должен ли это быть тот программный пакет, который доминировал на рынке последние пару десятилетий.

Мейер: Как вы написали эту книгу?

Киршенбаум: Я использовал ту программу, которая доминировала на рынке последние пару десятилетий. [смеется] Нет ничего интересного в том, как я написал книгу — я сделал это с помощью Word и Thinkpad.

Мейер: В книге вы упоминаете, что Айзек Азимов не знал, где в доме должен стоять компьютер. Не могли бы вы пересказать эту историю?

Киршенбаум: Айзек Азимов, безусловно, является одним из великих патриархов научной фантастики. К тому времени, когда он получит свой первый компьютер, ему будет около 70 лет. Это 1983 год, который на самом деле уже немного запоздал на кривой внедрения. Он получает предложение от журнала Popular Computing написать серию статей, документирующих его знакомство с текстовым процессором.

TRS-80 (Wikimedia Commons)

И что интересно, благодаря тем историям, которые он написал, у нас есть довольно много конкретных подробностей о том, как это происходило. То, что описывает Азимов, например, — и я действительно думаю, что это откровение и резонанс — когда компьютер, которым является TRS-80, изначально доставляется в его квартиру, его немедленным инстинктом является поставить его в дальнюю спальню, как бы из дома. пути. Но его жена настаивает, чтобы он пошел в гостиную, где это неизбежно.

В то время компьютеры часто требовали отдельного места в доме. Семейная компьютерная комната была отдельным феноменом. Одна из интересных вещей, когда Азимов преодолевает свое нежелание пользоваться компьютером, заключается в том, что он обнаруживает, что сидит в гостиной и работает за ним, он действительно может слушать и смотреть телевизор, потому что он слышит звук телевизора сквозь клавиши. Это было бы невозможно с ручной пишущей машинкой, потому что она была очень шумной.

Я выделяю эту деталь, потому что это одна из тех крошечных резонансных деталей, которые улавливают виды возмущений в домашнем пространстве, к которым привело введение в это пространство нового типа медиа. Компьютер изменил окружающую среду и другие виды привычки, которые мы не ассоциировали бы с процессом письма.

Мейер: Могу поспорить, что роль компьютера в доме все еще витает в воздухе и для многих остается неопределенной. Я имею в виду, что есть люди, которые просто носят свои ноутбуки по дому. Это то, над чем они работают, но также и то, на чем они смотрят Netflix.

Киршенбаум: В книге есть фотография, которая мне очень нравится, с изображением Евы Кософски Седжвик, известного ученого, у которой в то время был так называемый «переносной» компьютер, а не «портативный». Это были машины вроде Osborne и Kaypro. Они весили около 25 фунтов. На снимке она сидит в кресле с откинутым назад креслом. Клавиатура у нее на коленях, а остальная часть устройства находится на маленьком столике рядом с креслом. Он отражает то, как уже менялись места, где можно было писать с помощью компьютера, — мы уже отходили от формальной позы компьютера за столом, а мы, сидящие, приближались к нему. Конечно, в настоящее время мы искажаем себя во всевозможных положениях и позах, когда сидим с нашим планшетом и нашим ноутбуком.

Мейер: Вы ​​не выдвигаете много или вообще никаких теорий о том, как текстовый процессор привел к каким-либо стилистическим изменениям. Я хотел дать тебе возможность позволить тебе пойти дальше. Были ли какие-либо изменения, которые, по вашему мнению, вы заметили?

Я считаю, что письмо — это очень многомерный и сложный вид деятельности.

Киршенбаум: Ну, я думаю, что эту работу можно было бы сделать, но это была не моя работа. Я представляю кого-то, кто интересовался — особенно в наши дни тем, что мы обычно называем цифровыми гуманитарными науками, — кого-то, кто интересовался конкретным писателем, собирающим их корпус. У нас есть отличные инструменты для анализа текста, которые позволяют вам выполнять все виды стилистического анализа, и кто-то, безусловно, может это сделать.

Мой настоящий вопрос был бы не столько мог бы ты это сделать, сколько: Что бы это тебе сказало? Если бы вы смогли установить, что использование прилагательных таким-то и таким-то либо увеличилось, либо уменьшилось после того, как они были адаптированы для текстового процессора, что тогда? Что после этого?

Недавно в The Atlantic, , было проведено исследование, где пара моих коллег, профессоров в других странах, изучали людей, прошедших программы MFA. Они хотели знать, имеет ли МИД стилистическое значение, и результат был отрицательным или, по крайней мере, никаким образом, который они могли изолировать. И вывод, к которому они справедливо пришли, заключался в том, что МИД гораздо больше был связан с процессом профессиональной социализации, чем с посягательством на какие-либо стилистические тенденции, которые у них были. И это кажется мне правильным.

Я считаю, что письмо — это очень многомерный и сложный вид деятельности. Есть много разных вещей, которые объясняют то, что мы абстрагируем как писательский стиль. Компьютер или какой бы то ни было инструмент композиции, безусловно, может быть одним из них, но так же может быть множество других вещей, происходящих в жизни писателя, биография писателя, его или ее физическое окружение, обстоятельства, при которых книга написана. пишется, аудитория, для которой это будет написано — я не верю в проект выделения какой-либо одной переменной, и уж точно не технологической переменной, в качестве причинного агента в процессе, столь богатом и сложном, как этот. .

Мейер: С чего вообще может начать тот, кто хочет это исследовать?

Киршенбаум: Вам нужен писатель точно такой же, как Азимов, при наличии достаточной документации, которую мы действительно можем — я имею в виду, что в случае Азимова мы можем буквально указать день, когда он получит свой компьютер. Затем вы соберете свой корпус. Вам понадобятся оцифрованные копии множества книг до и после, и тогда вы увидите, что сможете найти с помощью своих алгоритмов.

Я думаю, что гораздо интереснее, чем делать это для одного отдельного писателя, было бы перспективно сделать это для сообщества писателей. Итак, научная фантастика, о которой мы говорили ранее, в то время была относительно небольшим сообществом. Вероятно, в начале 1980-х было несколько сотен человек, которые зарабатывали на жизнь, активно сочиняя научную фантастику, и многие из них знали друг друга. Они были друзьями, они были соперниками, но все они как бы знали друг друга и знали, что они замышляют. Чтение работ других людей, сотрудничество — когда у вас есть сообщество с такими последовательными социальными отношениями, введение вопроса о технологическом прорыве, как мы сейчас говорим, конечно, было бы интересно посмотреть на это.

Мейер: Что мне нравится в этой книге, так это все офисные фотографии, особенно фотографии из офисов 80-х. Глядя на изображения, возникает ощущение, что столы — это модернизированные столы для писателей, а не типичная установка поверхности с ноутбуком, с которой, я думаю, сейчас работают многие люди.

Киршенбаум: Визуальная история всего этого действительно интересна. Одной из трудных задач было выяснить, что такое литературная история обработки текста, как вы собираетесь ее исследовать? Может быть, обращаясь к архивам, но вы также делаете это, глядя на то, как компьютеры действительно были представлены в образах, которые я рассматривал ранее. Вы смотрите на старые офисные фотографии. Вы видите фотографию Эми Тан, сидящей за ноутбуком, и пытаетесь выяснить, что это за ноутбук, и, наконец, вы делаете это, разговаривая с людьми.